Шел себе…

Шёл себе. Осенние облака плавно обгоняли меня, скользили по лицу легкими тенями. Весь город походил на небрежный эскиз: такая же мешанина пятен и бликов, всё крупными мазками, всё размыто и смазано. Город возбужденно дышал и шевелился, будто провожая меня взглядом, не в силах двинуться вслед.
Повернул за угол и тут же сощурился от внезапного света. Деревья широкими взмахами пытались стряхнуть с себя охряной налет. И тогда ветер нагнал меня и чуть толкнул в спину. Невольно зашагал быстрей. Наверное, ветру понравилась эта игра, – он побежал дальше по бушующим кронам разгонять облака!.. И все — просто так, наверное для того, чтобы в конец околдовать меня.
Сквозь паволоку солнечных пятен вдруг вижу — чудо. Бабочка? Бедная! Откуда ты здесь? Вся рвешься и трепещешь так беспомощно. Чистая белая точка на листе песочно-желтой пастели.
Набежала тень. Очертились фрагменты и проявились тона… Милая женская головка. О! Но это против правил! Бабочка-бант у нее в волосах. А дальше… Ну как так можно?! И бант — бабочкой, и пальтишко — такое, что вот чуть-чуть и… И ножки — точеный промельк, неудержимое изящество! Отчего ж ты не летишь, милая?! И снова свет — и вновь трепещут бабочкины крылья. И опять тень — и парит над землей пальтишко, и мелькают под ним эти матовые ножки…
Влюбился! Уже влюбился и даже не видел лица! А всего-то: бабочка-бант, пальтишко — так, чуть-чуть — мимолетная одурь, да лёгкий обморок созерцания… Женские ножки на фоне осеннего дня.